Сказка о рояле, который хотел стать клавесином

     В одном большом сером городе, в большом сером доме жила-была самая, что ни на есть обычная семья: Папа, Мама и Сынок. Все у них было хорошо: Папа и Мама думали, что у них самый лучший Сынок и самая лучшая квартира в самом лучшем доме, в самом лучшем городе.
     Когда Сынку исполнилось семь лет, Папа записал его в спортивный кружок. Поэтому они пошли в самый лучший спортивный магазин и выбрали там самый лучший мячик. А Мама записала Сынка в музыкальную школу, и поэтому в один прекрасный осенний день они пошли в музыкальный магазин. Там стояло очень много роялей и пианино. Но этой семье был нужен самый лучший рояль. Они очень долго искали, и, наконец, нашли. Он был золотистый, как мед, новенький, нигде не поцарапанный, и на изящно изогнутой крышке красовалась маленькая лира. «О!» - сказала Мама и открыла крышку: а вдруг внутри что-нибудь не так. Сынок чуть тронул сахарно-белую клавишу, и раздался звук такой чистоты, сладости и округлости, что Сынку показалось, что он лизнул
свой любимый пломбир. «Берем!» - решил Папа и протянул деньги довольному продавцу.
     Рояль привезли домой и поставили в углу большой комнаты. Но Сынок редко играл на нем - ему куда больше нравилось заниматься в спортивном кружке. А Рояль скучал ужасно. Как-то днем, когда Мама и Папа были на работе, а Сынок в школе. Рояль начал разговаривать сам с собой. Вдруг он услышал приглушенные проклятия откуда-то сверху. Он замолчал и прислушался.
     - Эй, сударь, уж не знаю, как Вас там?
     Рояль удивился:
      -
Вы ко мне?
      -
Да, да, к Вам! Вы знаете, что мешаете мне сочинять музыку?
     Рояль встал на цыпочки, поглядел вверх и увидел над собой портрет Иоганна Себастьяна Баха. Бах смотрел очень строго и почти что сердито.
     В руках у него был нотный свиток.
      -
Извините  великодушно,  - пропел Рояль, - я не знал, что Вы заняты.
      -
Я занят!.. Черт возьми, угораздило какого-то пачкуна нарисовать меня с этим свитком в руках, и теперь я вынужден изо дня в день, из столетия в столетие сочинять одну и ту же ораторию! Согласитесь, веселое занятие!
      -
Мне тоже очень скучно, господин капельмейстер, - прожурчал Рояль, - но теперь мы обнаружили, что нас двое... Может быть, пока никого нет дома, Вы на мне поиграете?
      -
Я?! На этом... на этом безобразии?!. с этим бутылочным звуком? Нет, уж, увольте! Вот если бы Вы были Клавесином...
      -
А кто такой Клавесин?
      -
Мой друг, которого больше нет, - угрюмо буркнул Бах, но в этот момент открылась дверь и в квартиру вошел Сынок. Бах и Рояль сделали вид, что они незнакомы.
     Ночью, когда все уснули, Рояль, мучимый любопытством, тихо-тихо подкатился к книжной полке и прошептал на ухо Толковому словарю:
      -
Будьте добры, позовите, пожалуйста, Энциклопедию!
      -
Какую тебе еще Энциклопедию по ночам... - заворчал Словарь.
      -
Ах, тише! Наверное, музыкальную.
      -
Подожди.
     Вскоре новенькая щеголеватая Музыкальная Энциклопедия лежала на крышке Рояля.
      -
Госпожа Энциклопедия, не могу ли я узнать хоть что-нибудь о Клавесине?
     Энциклопедия очень обрадовалась, что в кои-то веки кому-то понадобилась, и, бойко шелестя страницами, нашла нужную статью, и к утру Рояль знал почти все о своем прекрасном предке. Когда часы пробили семь, Толковый словарь помог Энциклопедии взобраться на верхнюю полку, а Рояль так же тихо укатил в свой угол.
     С этого дня у Рояля появилась заветная мечта: стать таким, как Клавесин. «О, какой я неуклюжий! - думал он. - Как резко я звучу! Какой я грубиян - я отвечаю ругательством на каждое неловкое прикосновение! Какой я скучный, у меня всего-навсего две педали и - о, ужас! - ни одного дополнительного регистра! И что у меня за педали - стоит только озорному мальчишке нажать на правую, как мои звуки начинают плавать и метаться, словно рыбы в мутной воде! О, как я несчастен!»
     Ни о чем подобном он Баху не говорил - ведь тот был занят, - но по ночам в Рояле шла огромная внутренняя работа. Он пытался изменить в себе все, и, оставив золотистую оболочку, наполнить ее серебристым звучанием. Наконец, когда опять-таки никого не было дома. Рояль робко, но определенно сказал:
      -
Соль.
     Это «соль» прозвучало так нежно, шелестяще, что Бах вскинул брови:
      -
Что, что?
      -
Соль, - повторил Рояль и засмеялся
      -
О, Клавесин! - прошептал Бах, и две тяжелые слезы скатились со старческих щек и упали на клавиши.
      -
Ля-си, - сказали не то клавиши, не то слезы. - Сойдите ко мне, господин капельмейстер, - прозвенел Рояль, - теперь я почти Клавесин!
      -
О друг мой! - растрогался Бах. - Если бы я мог! Но какой-то жалкий пачкун не догадался нарисовать мне ноги. Так что сыграй мне что-нибудь сам - что захочешь.
     И началась музыка. За окном стремительно пролетали стрижи, на соседнем балконе надрывалась пленная канарейка. Раньше Роялю было очень трудно подобрать это призывно-грустное щебетание, а теперь, когда он стал Клавесином, это оказалось проще простого.
      -
О Рамо! - шептал Бах и вытирал слезы краешком камзола.
     Подул ветер, и на подоконнике зашелестели китайские розы и голубая герань. Рояль быстро подобрал их шелест, и получилось очень похоже.
      -
О Куперен! - воскликнул Бах, и на его суровом лице засветилась детская улыбка.
     Рояль взглянул на репродукцию картины Ватто, висевшую над диваном, и попытался музыкой передать грациозные движения дам и нежные речи кавалеров.
      -
О мои французские сюиты! - простонал потрясенный Бах и чуть не выронил свиток со своей нескончаемой ораторией.
     Так Рояль стал Клавесином. Однажды Папа и Мама закрыли все двери и усадили, наконец, Сынка заниматься музыкой. Он поднял пыльную крышку, коснулся клавиш и закричал:
      -
Не буду я на нем играть! Он вконец расстроился!
     Тогда Папа и Мама вызвали настройщика. Тот бился, бился - ничего не мог сделать - ведь Рояль хотел быть Клавесином.
      -
Купите другой инструмент, - посоветовал он, а этот сдайте в музей.
      -
А много ли за него дадут?
      -
Не думаю. Но у всякой вещи должно быть свое место.
      -
Ну, тогда мы вызовем другого настройщика, - решили Папа и Мама. И вызвали. Они вызывали настройщиков каждый день, они вызвали всех настройщиков в городе и стране; они посылали за настройщиками в разные страны мира. Но никто не мог заставить Рояль звучать так, как звучат рояли. Рояль хотел быть Клавесином. Наконец, один старенький самоучка-настройщик, осмотрев Рояль, разгадал его тайну и посоветовал Папе и Маме:
      -
Попробуйте-ка вы убрать отсюда портрет Баха и повесить... ну, хоть Скрябина... или Рахманинова. Может быть, тогда он станет нормальным роялем..
     Родители поблагодарили настройщика и для надежности решили повесить над Роялем портреты и Скрябина, и Рахманинова. Но в первую же ночь Скрябин о чем-то поспорил с Рахманиновым, и они все время выясняли свои отношения и думать не думали о Рояле, который хотел быть Клавесином.
     Так проходили дни и ночи. Сынок не занимался музыкой, и родителям это надоело. Они написали объявление: «Продается очень красивый, но немного расстроенный рояль» и повесили его на главную доску объявлений в городе. К ним зачастили посетители.  Увидев   золотисто-медовую крышку с серебряной лирой, они восхищенно останавливались, но, попробовав звук, говорили: «Да ну его, это клавесин какой-то» - и сразу уходили.
     Однажды пришла грустная Девочка. Она была одета не по моде, а волосы у нее были такие светлые, что походили на пудреный парик. Она подошла к Роялю и спросила:
      -
Это ты?
      -
Это я, - ответил он и понял, что дождался. Девочка повернулась к Папе и Маме и сказала:
      -
Отдайте его мне. Мы любим друг друга.
      -
Как это - отдайте? А деньги?
      -
Денег у меня нет, - растерялась Девочка. - У меня, правда, есть розовая птичка, но ее я отдать не могу, потому что мы с ней тоже любим друг друга.
      -
Любите, кого хотите, - рассердился Папа, - но пора бы знать, что рояли на улице не валяются, а напротив, продаются за деньги, и немалые.
      -
Извините великодушно, - сказала Девочка и ушла.
     После этого Рояль погрузили в большую машину и отвезли в тот самый магазин, где его когда-то купили. Его поставили в самом пыльном углу, и покупатели даже не хотели подходить к нему - ведь серый слой пыли покрыл его золотисто-медовую крышку. Только иногда (а это случалось нечасто, чтобы продавец ничего не заметил) к Роялю приходила сначала грустная Девочка, потом грустная Девушка, потом, наконец, старая грустная Женщина и нежно касалась его клавиш, а он, став с годами нервным и капризным, только подергивался и вздыхал:
      -
О Рамо! О Куперен! О мои французские сюиты!

О прошлое - зачем ты в нас живешь?
Кто выдумал хранить тебя, как вина
В подвалах памяти, в созвучьях и картинах,
Где так светла пленительная ложь?

Ты не было ни просто, ни невинно.
Но робко прозвенел весенний дождь - 
И расцвели рулады клавесина,
И ожили пейзажи Перуджино,
Каких и на картинах не найдешь.

О прошлое. Тоски моей старинной
Последнее прибежище. О дрожь
Дождя и пламени, жучка и паутины.
Придет мой час - и ты меня возьмешь.


Текст: Л.Кириллина, ©1990
© 2003 Владимир Грудин

Hosted by uCoz